Пилот «кукурузного рейса» Дамир Юсупов: «В то утро я мысленно возвращался много раз»
Трудно быть… Героем Дамир, с момента памятной посадки на кукурузное поле в Подмосковье прошло достаточно много времени. Вы постоянно в фокусе внимания, вас наверняка везде узнают, приглашают на встречи с молодежью, с различными влиятельными персонами российской политики. Не вызывает ли постоянная публичность психологического дискомфорта? И если да, то как вы с этим справляетесь? — Поскольку это событие было очень медийным, то было очень тяжело справляться с повышенным вниманием: окружающих людей, журналистов. Много писали, звонили. Статус Героя России тоже обязывает к участию в различных мероприятиях патриотической направленности – это встречи со школьниками, студентами, участие в государственных праздниках. Конечно, приходится жертвовать личным временем, чтобы участвовать в этих мероприятиях. Считаю, что они тоже очень нужны: это патриотическое воспитание, живой диалог с молодежью. Но, кроме того, у меня есть работа: полеты, семья, детей вожу в садик, в кружки, занимаюсь домашними делами. Поэтому принимать абсолютно все приглашения я не могу. Но в свой выходной, если нет срочных дел, могу поехать в Екатеринбург, чтобы встретиться со школьниками или студентами, дать интервью. В самом начале было непривычно и тяжело, потому что медийность обрушилась резко, неожиданно и без моего согласия. Было очень дискомфортно. Я не знал, как себя правильно вести, как правильно давать интервью. Со временем появился опыт. Тем более что вопросы задают примерно одни и те же. Эмоции улеглись, информация по полочкам разложилась. Знаю, как ответить. Первая волна внимания была, когда произошло само событие, вторая началась сейчас, из-за выхода фильма «На солнце, вдоль рядов кукурузы» в прокат. Я был уже готов. В марте было много поездок, различных интервью и встреч с людьми. Считаю, что этот пик нагрузок я выдержал. Готовитесь ли к публичным выступлениям, как справляетесь с волнением перед большой аудиторией? Помогает профессиональный психотренинг? — Выступления обычно проходят просто и легко. Я прихожу в школу или институт, рассказываю о себе, о том случае, той аварийной посадке, отвечаю на любые вопросы. Идет живая беседа, открытый диалог с присутствующими. Дело уже привычное. Никаких тренировок или репетиций нет. Бывают неожиданные вопросы, отвечаю на все, скрывать мне нечего. Я всегда открыт к диалогу и общению. И прекрасно понимаю, что повышенное внимание к моей персоне вызвано неординарностью события, а также статусом Героя России. Корона на голове не выросла, и суперменом я себя не ощущаю. Я обычный человек. Но поскольку имею высокое звание, то это накладывает определенные обязательства, ответственность. Всегда иду навстречу, если люди хотят взять автограф или сфотографироваться. Всегда выслушаю, если что-то хотят сказать. Всегда отвечаю на сообщения в соцсетях. Всегда открыт к диалогу, особенно если люди подходят с открытой душой и искренними эмоциями. Люди говорят слова благодарности, и я взамен, также в благодарность, стараюсь сказать или сделать что-то хорошее. В целом как вы изменились психологически за это время? — Изменился ли я психологически? Думаю, что нет. Психологически люди не меняются. У каждого свой психотип, свой психологический портрет. Изменилось немного отношение к жизни, потому что нужно ценить то, что мы имеем, ведь жизнь может оборваться в любой момент. В связи с этим нужно дорожить отношениями с близкими, с родными. Но и это у меня не поменялось. Просто плюсом к основной работе и домашним делам навалилась общественная нагрузка. Вы много рассказывали о своих действиях, мыслях и ощущениях во время посадки самолета. Сейчас, оглядываясь назад, не проскакивает ли мысль, что-то можно было сделать иначе? — В то утро, в тот полет я мысленно возвращался много раз. Свои действия оцениваю очень критично. Многое сделал не по инструкции. Слышал критику в свой адрес. Осознаю, что допустил и некоторые ошибки. Но, зная результат, отчет о произошедшем, я бы не осмелился бы что-то поменять. Даже если мы совершили какие-то ошибки, они пошли нам в плюс. Да, самолет жалко. Но главное не медали и звания, а спасенные жизни. Считаю, что с той ситуацией мы справились успешно. Самолет посадили. В итоговом отчете было написано, что неизвестно, что было бы с самолетом, если бы он продолжил полет. Безопасный исход не гарантировался при продолжении полета. Самолет находился в таких условиях, которые не были испытаны при сертификации. Да, наш план по возвращению в аэропорт вылета не реализовался. Нам пришлось совершить посадку в поле, но это единственный вариант, который позволил всем нам выжить, поэтому что-то менять я бы все-таки не посмел бы. Получилось так, как должно было получиться. Возможно, кто-то скажет, что мы не в том психоэмоциональном состоянии находились, но, увы, советчиков в том самолете не оказалось. А после можно написать, что угодно. Не стало ли страшно летать? — После той посадки страха полета у меня не было. Наоборот, мне хотелось выполнить обычный штатный полет, чтобы закрыть тот негатив, который был. Если для зрителей по ту сторону экрана это было «чудесным спасением», то для пассажиров, экипажа, бортпроводников это был неприятный опыт, и нужно было выполнить обычный полет, чтобы этот неприятный опыт закрыть. Поэтому страха не было. Но после того случая я месяц не летал, это было связано с отпуском по реабилитации, а также с приглашением на различные мероприятия. Потом были медкомиссия, психолог, различные тесты, тренажер. После того как месяц не летал, конечно, было небольшое волнение. Когда долго не работаешь, кажется, что с машиной потерял связь. Но когда пришел в самолет, вошел в кабину, то волнение пропало и как будто не было никакого перерыва. Я всегда летал с удовольствием, и тот случай на меня никак не повлиял. О политике, будущем и главной мечте Вскоре после памятного события СМИ заговорили о вашем грядущем походе в политику. Насколько понимаю, вы отказались, и это потребовало не меньшего мужества, чем сама памятная посадка на кукурузное поле. Что повлияло на ваш выбор? И есть ли перспектива, что вы можете передумать в будущем? — По поводу ухода в политику – это говорили СМИ. У меня таких планов не было. Я летал и продолжаю летать, это мечта моего детства. Но по поводу будущего я не знаю. Может быть, и пойду потом в политику. Как повлияло событие на ваш дальнейший путь в профессии? Стало больше международных или, может быть, просто более сложных полетов? К вам стали обращаться как к эксперту в сложных ситуациях, связанных с аварийными посадками самолетов? Может быть, звали в другие, более крупные авиакомпании? — Я работаю в той же должности, в той же авиакомпании. Работа, коллектив, условия меня устраивают. Поэтому переходить в какие-то другие авиакомпании или даже уезжать за границу у меня желания нет. Предложения от других авиакомпаний были, но подробности раскрывать не буду. Вы хотели бы видеть своих сыновей пилотами гражданской авиации? Кем бы вы хотели, чтобы они стали? — Сыновья знают, что я пилот, знакомы с подробностями моей работы. Мои родители не настаивали на том, чтобы я стал пилотом. Я тоже не буду поступать так по отношению к своим детям. Но, если они захотят стать пилотами и посвятить свою жизнь авиации, я постараюсь им в этом помочь. Если нет, то давить и настаивать не буду, потому что это должен быть личный и добровольный выбор. Ваша главная мечта сейчас? — В детстве я мечтал прыгнуть с парашютом. Потом мечта потускнела, но теперь вот вновь возобновилась. Раньше в гражданских летных училищах прыжки с парашютом были обязательным требованием программы. Однако с развалом СССР это требование упразднили. Только военные летчики прыгают с парашютом, это обязательное условие их обучения. А гражданские – нет. И это моя мечта. Далекая. Но… Некоторые мечты и должны быть нереализованными, просто существовать, временами напоминать о себе. Не знаю, сбудется моя мечта или нет. Видимо, это не самое сильное мое желание, иначе я бы его реализовал. Пусть мечта останется мечтой. Фото предоставлены Дамиром Юсуповым
