«Всё детство я испытывала стыд, а теперь он в картинах»
Мои картины… мои картины написаны маслом в технике фигуративной живописи – это яркие контрастные цвета, где-то наивный стиль. Для всех работ референсами служили фотографии моего дома, в котором я жила с 7 до 19 лет. Сейчас мне 26, и я живу уже отдельно. Фото я сделала, когда в последний раз заходила в ту квартиру в Хабаровске. Нужно было просто какую-то вещь забрать, быстро прям заскочить, но увидев этот бесконечный хлам снова – после долгого перерыва, меня накрыли неприятные эмоции, и я начала фотографировать, как бы защищаясь от этих чувств. Так бывает, когда люди видят что-то им неприятное, и машинально начинают доставать телефон и снимать. Я знала, что в это место, скорее всего, очень нескоро повторно попаду, и мне хотелось иметь, наверное, какие-то доказательства того, что все это правда было. Примерно на втором году психотерапии я начала задумываться о том, что хочу сделать такую выставку.
В терапию я пришла с проблемой высокой тревожности в ковидный период, когда все сидели дома, то есть я шла прям по нужде, от безысходности. Позже психолог призналась мне, когда она меня увидела, то подумала, что ничем не сможет помочь. Настолько я была закрыта. Она меня даже сравнила с волчонком, который хочет есть, идет к людям, но при этом огрызается и боится. Мы четыре года работали в психоанализе. Это в первую очередь разговоры. Мне в начале и правда было страшно рассказать об этом постороннему человеку – психологу, потому что тема патологического накопительства для меня была табуирована. Был страх отверженности, что если я расскажу, то меня не поймут или будут смеяться.
Все детство я испытывала стыд. Мне казалось, что я к этому беспорядку и грязи я причастна, что где-то там не убралась, что-то не доглядела, хотя мне 8−10 лет. Я не приводила домой подружек. Все равно ведь должен быть какой-то уют, чистые простыни, чистые полы, какие-то там игрушки и так далее. Мало того, что тебе физически это тяжело, так тебе еще запрещают убираться. То есть нельзя выкинуть, это все нужно. Нельзя там помыть посуду, ты это неправильно сделаешь, и так далее. То есть у человека в голове есть какие-то свои ритуалы, и с ними тяжело спорить, будучи ребенком. Я видела, как живут мои друзья, у меня была бабушка, к которой я каждый день ездила, и у нее всегда было чистенько, красиво, все убрано, она готовила. Контраст с тем, что происходило дома, был колоссальный.
Когда я была маленькая и пыталась что-то выкидывать, когда человек был на работе, заканчивалось все ссорами. Я вообще не представляю, как это происходит, но он видел, что где-то какой-то пакетик на миллиметр сдвинулся, хотя он в таком хаосе лежит. Ну то есть, я бы точно не заметила, а там человек действительно видит, что кто-то трогал пакетики, что кто-то пытался что-то вытащить оттуда, выкинуть и так далее.
Я не знаю, почему мой близкий человек занимался накопительством, и мы никогда не разговаривали об этом, так как он достаточно холодный. Но когда я родилась, этот синдром накопительства уже был. Человек ведет социальную жизнь, ходит на работу, которая связана с людьми. Он не видит в этом проблемы. Каждая принесенная домой вещь, по его мнению, когда-то может пригодиться, а значит, не надо будет покупать. Экономия. Или можно продать. Но проблема в том, что эти вещи не используются, не продаются, не носятся. Они просто лежат. Этот человек довольно экономный, старается смотреть что-то подешевле, поэтому на моих картинах можете видеть надписи дискаунтеров на пакетах – «Экономыч», «Близкий».
Во взрослом возрасте буквально до драк доходило за какие-то пакетики, использованные одноразовые контейнеры, которых и так в доме уже сто тысяч. Он их все равно оставляет, вдруг, пригодится: какую-то еду убрать и так далее. И я не могу на человека никак повлиять, могу сделать выставку, могу осветить эту тему, но за шкирку к врачу я никого не потащу.
Для меня эта выставка – это способ разделить мой опыт со зрителем, рефлексия через искусство, попытка говорить о чем-то болезненном, при этом не рассказывая об этом, то есть это работа через образы. Например, на выставке можно увидеть четыре картины с белым котом, который стоит посреди кучи мусора с выпученными от страха глазами. Многие зрители подходили и спрашивали: «А кот жив?». Я говорю: «Кота у меня никогда не было». Этого кота я, наверное, ассоциирую с собой – маленький испуганный котенок в бесконечных цветных текстурах.
Помимо картин на выставке есть три инсталляции. Первая – это домашний диван. Ткань, которой он обтянут, она архивная, то есть с той квартиры. Я покрасила ее баллончиками и получился разноцветный грязный диван. Вторая инсталляция – это замоченные детские вещи. Вещи тоже мои. И третья – это инсталляция с Дедом Морозом и Снегурочкой как символ надежды на хорошие изменения, что жизнь будет иная.
Да, выставка получилась достаточно откровенной, но я не ощущаю себя голой, наоборот, это какая-то отдушина для меня. Главная цель выставки – снять табу с темы патологического накопительства. Почему это важно? Я сама долго не осознавала, что моя тревога во взрослом возрасте напрямую связана с пережитым в детстве опытом, а значит, не искала помощи. Я думала, что это нормально. Но пройдя курс психотерапии я улучшила качество своей жизни. Тревога и стыд ушли. Возможно, кто-то в моих картинах узнает свой опыт и тоже захочет измениться.
Что касается людей, которые несут всё домой, то они, как правило, не обращаются за помощью. Их все устраивает, и они рационализируют все, что делают. Клетка для хомяка, найденная на помойке, куча одноразовых контейнеров и ложек, пакеты, неработающая техника. Всё это, по мнению, может еще пригодится когда-то потом. Но проблема в том, что вот это потом становится их идеологией.
Я хочу двигать эту выставку дальше. Есть планы после Хабаровска попробовать ее вывезти на запад страны. Посмотреть выставку можно до 30 ноября в галерее «Биом».
СПРАВКА
Синдром Плюшкина — это бытовое название синдрома патологического накопительства. Оно происходит от персонажа романа Н.В. Гоголя «Мёртвые души» — Плюшкина, скупого старика, превращавшего своё имение в свалку бесполезных вещей.
Это психическое расстройство, при котором человек испытывает непреодолимую потребность сохранять и собирать предметы, независимо от их ценности, и не способен расстаться с ними даже при очевидной бесполезности. Со временем это приводит к захламлению жилья, возникает опасность пожаров или обрушений. Кроме того, человек может подхватить
респираторные заболевания из-за пыли, споров плесени и аллергенов, кожные инфекции — из-за антисанитарии и укусов насекомых. Также возникает социальная изоляция — стыд, страх быть осмеянным, отказ пускать гостей.
Люди занимаются неконтролируемым накопительством по нескольким причинам. Это может быть страх потери и бедности, дефицит чувства контроля над жизнью — человек компенсирует это контролем над вещами. Также среди причин – одиночество и изоляция; депрессия, посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР); ранние травмы утраты (например, смерть близкого); воспитание в семье, где вещи наделялись особой ценностью («всё пригодится»).
Синдром обычно ярко проявляется к 40–60 годам. Лечение комплексное и длительное и обязательно включает в себя психотерапию.