Дмитрий Шиллер: "Если нам не говорить "стоп", то с нами полреспублики в экспедицию уедет!"
Руководитель Русского Географического общества в Татарстане — об итогах года, трехметровом завале на Казанке, "таблетках времени" в Чечне и о духе путешествий
В небо Татарстана возвращаются соколы-балобаны. При расчистке Казанки обнаружен завал высотой три метра от зеркала воды и длиной восемь метров. В летних лагерях для татарстанских юннатов ребятам "делают прививку исследовательского интереса", чтобы вырастить из них кадровый резерв науки. Но РГО в Татарстане занимается не только этим. Группа дайверов устанавливает мировые рекорды по зимним погружениям и готовит подводных археологов для работы в пресных водоемах. В 2026 году планируется экспедиция в Чечню, которая обещает быть богатой на новые открытия. Обо всем этом и о многом другом рассказал председатель регионального отделения Русского географического общества в РТ Дмитрий Шиллер во время онлайн-конференции в "Реальном времени".
"Представьте себе озеро, жизнь в котором развивается изолированно. Это "таблетка времени"
— На днях вы вернулись из Чеченской Республики, где речь шла о планах на экспедиции в дальнейшем. Что там будет?
— Сейчас коллеги пытаются создать Центр высокогорных исследований, и мне это очень интересно. Здесь и спелеодайвинг (погружение в заводненные пещеры), и погружения в высокогорные озера. Это всегда обрастает научными открытиями, потому что в таких локациях живут эндемичные виды. Представьте себе озеро, жизнь в котором развивается изолированно от других водоемов. Это "таблетка времени". Исследования в этой области обычно безумно интересны.
Плюс это вызовы себе и своей команде: из-за перепадов давления высокогорные погружения — очень интересное физиологическое приключение. Это дает возможность совершенствоваться. Поэтому мы с большим почтением и серьезной подготовкой относимся к высокогорным погружениям. А уж если говорить о заводненных пещерах, поиск которых сейчас начинается в Чеченской Республике — это еще более интересно. Это все будет следующим летом — в 2026 году.

— Но это не первая ваша экспедиция на Кавказ?
— Было много экспедиций в Чеченскую Республику, мы не новички в исследованиях, которые там проводятся. Например, экспедиция на озеро Кезеной Ам — на берегах сейчас построен интереснейший центр. А потом мы переезжали под Дербент, где занимались поисками флота Петра I, построенного у нас в Казани, в Адмиралтейской слободе.
Эти экспедиции были насыщены многими интересными вещами, которые для нас происходили впервые. Так, под Дербент мы брали с собой двоих слабослышащих ребят, из тех, кого обучали дайвингу в рамках нашего проекта поддержанного Общественной палатой РТ. Из 60 человек 20 получили сертификат, а двое и вовсе дошли до инструкторского уровня и сейчас могут преподавать. Эти двое как раз и были членами экспедиции. Интересно, что их работа была гораздо эффективнее, чем у остальных членов группы: им не нужно выплывать на поверхность, чтобы обсудить дальнейшие совместные действия. Они обсуждали все жестами прямо под водой и продолжали работать дальше.
Еще из интересных вещей — в одной из дербентских экспедиций нас дагестанские коллеги попросили проверить слова Гумилева о скрытых под водой стенах Дербентской крепости. У нас была очень интересная неделя: мы под водой сразу попали на стену крепости, которой, по документам, вообще не должно было быть. Там нам пришлось основательно потрудиться, попасть в подходящее "окно" прозрачности воды, чтобы отснять доказательную базу наших слов. Это тоже была интересная работа. Наши коллеги из Дагестанского университета сейчас продолжают исследовать этот объект.
Но любая экспедиция — это, конечно, не один Шиллер. За каждой экспедицией стоит большая команда, которая работает по ее организации. И я хочу сказать спасибо нашим ребятам, этим настоящим профессионалам, которые облекают все идеи в зримую форму.

"Что больше всего меня потрясло — 800 мешков пластика, который мы собрали на реке"
— 2025 год для многих выдался насыщенным. Чем он запомнился для РГО?
— Во-первых, у РГО юбилей. Это старейшая организация, которая существует в РФ. В 1845 году по приказу Николая I было принято решение ее открыть. У истоков организации стояли люди, имена которых стали легендами: Семенов-Тян-Шанский, Миклухо-Маклай, Беллинсгаузен. И ты понимаешь, какой величины это были люди.
Это очень важно: заданный ими ценз не дает право заниматься малозначимыми вещами. Ты должен делать вещи, которые будут помнить долго. По меньшей мере, десятилетия. И если вы посмотрите наши проекты, то увидите, что у них горизонт минимум 10 лет.
— А татарстанское отделение как провело этот год? Насколько мы понимаем, вы тесно работаете с Минэкологии республики и изучаете реки?
— Да. В качестве первой реки, на которой мы отлаживаем процесс, взяли Казанку. Я не устану повторять, что Казанка — сакральная река для любого татарстанца. Оставлять ее в сложившейся ситуации, в которой находятся сейчас малые реки, нельзя. Мы разбираем завалы веток, деревьев и мусора на ее русле. Казанка — очень красивая река сама по себе. Но в связи с организацией водохранилища мощного тока на ней нет, и она не может себя очищать. А раз человек вмешался во что-то одно, он должен более ответственно подходить к другим вещам.
Мы расчистили более 70 завалов на Казанке. Самый большой из них представлял собой огромную "пробку" из деревьев и кустов. Он поднимался на три метра над уровнем воды, а протяженность его была семь метров!
Но что больше всего меня потрясло — 800 мешков пластика, который мы собрали на реке. И если я могу понять, как в реку попало дерево, как туда свалился куст, то мой мозг отказывается понимать, как туда могло попасть столько пластика. Это же нужно было к реке прийти, принести это с собой и там выбросить?

Если я могу понять, как в реку попало дерево, как туда свалился куст, то мой мозг отказывается понимать, как туда могло попасть столько пластика
"Юннатское движение — кадровый резерв республики"
— Вы ведь не первый раз работаете на очистке водоемов? Точно знаю, что ваши ребята-дайверы работали на Юдинском карьере и очищали его дно.
— Движение по очистке водоемов и их берегов, начатое Министерством экологии республики во главе с Александром Шадриковым, идет вперед. Это очень здорово! Вообще, многие важные проекты без Александра Валерьевича не случились бы. Например, юннатское движение — 200 тысяч человек. Представляешь, какая это колоссальная среда для формирования молодых ученых? Это кадровый резерв Республики Татарстан. Согласно нашим опросам, многие ученые из университета получили свою первую "прививку исследователя" именно в детстве, в кружках, подобных юннатским! Значит, эта "прививка" срабатывает и помогает определиться, кем ты хочешь быть.
Мы устраиваем юннатские лагеря для детей, они проходят у нас разные проекты и учатся быть учеными. Делают свои проекты. Для каждого ребенка это настоящий научный проект. Я очень надеюсь, что эти вещи формируют в них сознание человека глубокого, ответственного, неравнодушного. Человека настоящего!
Еще один проект — реинтродукция сокола-балобана. Он меня восхищает. Представьте себе, 50 лет назад он ушел с этой территории, а ведь издревле он именно с нашими землями ассоциировался. И вот теперь, во время реализации проекта, мы фиксируем вторичные признаки возвращения сокола на нашу территорию. Есть уже два родившихся в Татарстане соколенка — их выпустили в этом году. И я очень рассчитываю, что при своей жизни увижу летающих в нашем небе соколов.
— Вы говорите об этом проекте как о своем ребенке.
— Есть вещи, которые несут за собой историческую ответственность. Казанка, сокол-балобан, юннаты… У этих проектов горизонт уходит далеко за 10 лет. И это дает возможность увидеть себя через 10, 20 лет…

У этих проектов горизонт уходит далеко за 10 лет. И это дает возможность увидеть себя через 10, 20 лет…
"Представляете, насколько не исследованы археологически Волга и Кама?"
— Раньше вы работали в основном под водой. Сейчас уже "вышли на поверхность".
— Команда наша разрастается, у разных членов команды свои проекты. Сейчас пришли молодые ребята — археологи и геофизики. Сейчас мы надеемся на их взаимодействие в чеченской экспедиции, где они отработают совместно. Зимой будет уральская экспедиция на Ириклинском водохранилище, там есть затопленные казачьи крепости.
Организация расширяется, люди приходят с новыми ценностями, с новыми взглядами на жизнь, увлечениями. Мы не стоим на месте. У нас и подводная история не стоит на месте — мы за все время сделали шесть мировых рекордов. Один из них — на том же Юдинском карьере, когда мы готовились к Арктике. Там ребята отрабатывали подводные работы и пробыли 11 часов подо льдом, не выходя на поверхность. И мы продолжаем работать в этом направлении, ковать кадры, исследовать новые механизмы работы, тренировки, обучения.
— Воплощая один проект, вы, как правило, организуете еще и что-то сопутствующее?
— Да просто мы не очень избалованы деньгами. И когда у нас появляется возможность оказаться в том или ином регионе, мы сразу хватаемся за разные возможности и пытаемся их не упустить. Неправильно, когда мы изначально ставим задачу "решить вопрос". Нет, наше выполнение должно открыть следующие двери. Такими должны быть наши проекты: этап завершается, и это завершение — открытая дверь в другой этап.
— Сколько таких проектов у вас сейчас продолжается?
— В активной фазе пять проектов, еще более 10 пока ждут финансирования. Мы плодовитые в плане идей. И если нам иногда не говорить "стоп", то с нами полреспублики в экспедицию уедет.
Активные проекты — это реинтродукция балобана, расчистка Казанки, юннаты, подводно-исследовательская деятельность и речная археология. Такая археология сильно отличается от морской археологии за счет разного биологического состава воды. Когда вы в маске погружаетесь в море — вода прозрачная. В речной воде вода мутная, потому что она более "живая" за счет низкого содержания соли. И видимость там плохая. Наша задача — разработать методику и начать изучать реки.
Ведь что такое река? Исторически это трафик, дорога, которая пока еще не изучена. И надо ее изучить. Вернее, дать молодым специалистам возможность это сделать. Представляете, насколько не исследованы археологически Волга и Кама?

"Мы хотим запустить проект на машинах по территории, которая покрывала египетский султанат"
— Проект "13 морей", на котором вы ставили большинство своих рекордов, продолжается?
— Он пока на стопе из-за недостатка финансирования. Но он принес очевидную пользу. На начальном этапе свои достижения мы никогда не фиксировали как рекорды. Но после Лабынкыра, когда мы покорили полюс холода, а англичане отказались признавать это как наше достижение, нам команда Кусто посоветовала это делать. Для фиксации таких достижений есть разные пути. Один — Всемирная Федерация подводной деятельности, которую основал Кусто. Она признается и в ЮНЕСКО, и в МОК, и во многих других организациях. Так зачем нам Книга рекордов Гиннесса, если есть ВФПД, серьезная организация с научным подходом, чье заключение признает мировое сообщество? Надо приглашать ее эксперта, и он будет все фиксировать.
Я считаю, что нам как людям с российским гражданством надо фиксировать эти рекорды за Россией. Это теперь стоит в наших задачах, это надо делать.
— До конца этого года остался буквально месяц. Что вы планируете успеть с командой за этот месяц?
— Абсолютно тактические вещи. Мы купили себе зимние палатки. И теперь перед выходом на Урал нам надо их протестировать и проверить, как они работают. Ждем снега.
— Опять вас тянет в холод?
— Ну почему же? Ответственно заявляю: мы готовы поехать в экспедицию на юг, если кто-то нас профинансирует! А если серьезно, то есть у нас история и на юге — в этом направлении есть интересная тема по мамлюкам. Это тюрки, которые правили Египтом. И мы хотим запустить проект на машинах по территории, которая покрывала египетский султанат.
— А на Урале что?
— На Урале мы нашли под водой крепость. Начали про нее читать, исследовать источники, и выяснили, что одним из ее комендантов был дедушка великого русского писателя Ивана Гончарова. А еще там Даль бывал, два императора проезжали во время путешествий по России… Интересно все сошлось, да еще и мы можем поработать, исследовательские погружения совершить. Давно хотелось подобной экспедиции — и надеюсь, нынешней зимой она случится.

Ответственно заявляю: мы готовы поехать в экспедицию на юг, если кто-то нас профинансирует!
— Почему зимой? И как вы учите археологов работать под водой?
— Зимой — потому что, во-первых, зимой вода прозрачная. Во-вторых, мы хотим проэкспериментировать, как геофизические инструменты будут работать со льда.
А по второму вопросу — наша команда сертифицирована в международном сообществе, и на сегодняшний день мы единственные в России, кто имеет право давать международный сертификат. Мы не учим подводной археологии, мы учим выживать под водой. Я очень надеюсь, что молодое сообщество ученых за это вцепится, и это даст нам возможность быть участниками огромного количества международных археологических подводных экспедиций.
"Возможно, появится отдельный обучающий курс в КФУ"
— А что уже сделано вами в плане подводной пресноводной археологии, какие наметки есть к предстоящим экспедициям?
— Пока ничего сказать не можем. Мы пока только еще начинаем к этому подходить. Обозначили сложности этой работы: к примеру, проблемы с ориентированием и поиском под водой. Сейчас обсуждаем, будет ли это беспилотный поиск объектов или это будет делать аквалангист? По сути, сейчас при работе с геофизиками структура этого поиска пока еще разрабатывается.
Думаю, это будет отдельное направление работы. Возможно, появится отдельный обучающий курс в КФУ — он точно будет востребован. И если нам удастся его успешно обкатать, то все будет хорошо. У нас уже есть запросы на некоторые процедуры, и думаю, что мы будем участвовать в создании этого курса. Просто интересно посмотреть, как это может быть.
— Тренировки проходят в Татарстане? Это происходит в основном в Юдино?
— Наши парни не любят сидеть на одном месте. Хотя мы договорились о том, что сделаем юдинский карьер своим базовым полигоном (и разрешение на это есть) и ищем возможность собрать этот полигон. Там ребята будут отрабатывать технические детали. Но удержать их на одном месте невозможно. "Нам нужен снегоход". "Нам нужно срочно в горы". Они готовы куда-то пробиваться трое суток, чтобы там один раз нырнуть.

— Насколько сложно "добывать" средства на проекты, договариваться об их выделении, искать заинтересованные организации?
— Всегда по-разному. Были проекты, на которые очень легко находились средства. Допустим, в Латинской Америке мы шли по следам майя и инков — изначально было понятно, что это будет очень дорогостоящая экспедиция. Но вдруг поступило предложение обратиться к людям, которые хотели бы в этой экспедиции поучаствовать и могли бы оплатить участие ученых. Суммы были приличные — это ведь не просто турпутевка. Но тем не менее, это случилось!
А бывают визуально не очень привлекательные проекты. Здесь, кстати, тоже вопрос картинки. Удастся красиво преподать — деньги найдутся. Не все проекты блестящие, со многими сложнее. Но находим!
— Возвращаясь к Чеченской Республике: экспедиция будет в августе. Почему именно в это время?
— Просто в это время складываются исключительно благоприятные природные условия. Перенапрягаться совершенно не хочется. Плюс у нас есть еще ряд проектов — работа с полигоном, с движением по нему. Много дел остается еще здесь. И поэтому как раз мы успеем сделать в первые три месяца сезона эти дела, а август посвятим Чечне.